Сценарии сексуальности и сексуальное удовольствие в женских биографиях

И.С.Кон

ВОЗРАСТНОЙ СИМВОЛИЗМ И ОБРАЗЫ ДЕТСТВА

URL

19-21 января в Европейском университете в Петербурге состоялась первая в истории нашей страны научная конференция по социальным проблемам сексуальности. Мой доклад уже помещен на этом сайте. По моей просьбе, Анна Тёмкина любезно согласилась разместить у нас свой доклад, который кажется мне чрезвычайно интересным.

В данном докладе я хочу показать, как модель сценариев работает в исследовании одной из конкретных проблем.

Женское удовольствие как "отсутствие": объяснительные модели
Что же это за проблема? Это проблема "отсутствия удовольствия и удовлетворения", которая достаточно часто фиксируется в женских сексуальных биографиях, что подтверждают и данные опросов, в частности, по данным опроса населения в С.Петербурге, сексуальное удовлетворение никогда, редко или довольно редко испытывают мужчины - 5%, женщины - 36% (репрезентативный опроса населения С.Петербурга, 1996 г, выборка 2078 человек: Gronow et.al. 1997).
Существуют разные объяснения данного "гендерного разрыва", связывающие его с особенностями женской анатомии и психологии, с особым подавлением женской сексуальности культурой, с ее принципиальной невыразимостью. Сексуальность как социальная практика в индивидуальном опыте наделяется теми смыслами, которые предложены и ограничены соперничающими дискурсами, однако, ни один из этих дискурсов не является гендерно-нейтральным: сексуальность конструируется дискурсивными стратегиями как гендерно определенная.

Индивидуальный опыт и способы сексуальной идентификации, которые анализируются в данном докладе, конгруэнтны теоретической проблеме "недостаточности" и одновременно "невозможности" конституирования женской субъектности через параметры желания /удовольствия.

В данном исследовании сексуальность анализируется на двух уровнях - индивидуальном и дискурсивном.

Основной референций для интерпретации индивидуального опыта является либеральный дискурс "сексуального раскрепощения" конца 80-х - 90-х годов, который заявляет о себе как гендерно-нейтральный. Однако, как показывает анализ биографий, он заставляет женщину мыслить себя в качестве объекта сексуального взаимодействия, женская идентичность остается когерентной только при наличии в ней качеств описываемых в терминах пассивности, зависимости, безответственности, некомпетентности, т.е. при позиционировании себя в качестве объекта мужского действия и желания. Средства сексуальной идентификации женщины формируются в зависимости от "взгляда" и оценки значимого Другого (мужчины).

Удовольствие и гендерная идентичность на уровне индивидуального опыта
Эмпирическую базу исследования составляют 25 биографий городских образованных женщин трех возрастных когорт, полученных методом глубинного фокусированного интервью в рамках российско-финского проекта (осуществленного в С.Петербурге в 1996-1997 годах).Шесть биографий женщин 57-63 лет, 1934-1940 годов рождения; десять биографий женщин 32-48 лет, 1949-1965 годов рождения; девять биографий женщин в возрасте 22-31 год, 1966-1975 годов рождения

Используются также 25 мужских биографий (из данного проекта и из конкурса биографий).
Смысл удовольствия в индивидуальном опыте зависит от контекста, в который он помещен в рассказе. Рамки интерпретации задаются значимыми смысловыми рядами, т.е. доминирующими темами рассказов. К таким темам относятся брак-деторождение, чувства, личные отношения, самоутверждение, телесность. В исследовании, ранее осуществленном в рамках данного проекта, мной были выделены шесть сценариев сексуальности: пронатальный (рассказ о сексуальной жизни выстраивается как рассказ о семейных и репродуктивных практиках), романтический (рассказ о любви и чувствах), коммуникативный (рассказ о дружбе), гедонистический (рассказ о телесных практиках), рыночный (рассказ о сексе как предмете обмена благами), достижительный (рассказ о сексе как рассказ о самоутверждении и самореализации) (Темкина 1999). Эти сценарии были выделены путем анализа способов сексуальных взаимодействий в жизненных историях.

Конструкт удовольствия на уровне индивидуального опыта включает несколько компонентов. "Моральное", "эротическое" и "телесное" удовольствия противопоставляются в биографии его "отсутствию" (тотальному, на протяжении всей жизни, либо ситуативному, сопряженному с конкретными ситуациями взаимодействий).

Отсутствующее удовольствие является единственной сквозной категорий во всех рассказах: подавляющее большинство информанток по меньшей мере говорят об отсутствии удовольствия в момент сексуального дебюта (Яргомская). В такой ситуации выстраивается стратегия оправдания, которая задается более общей перспективой интерпретации сексуальности, т.е. сценарием.

Контрастным случаем является фиксация телесного сексуального удовольствия в большинстве взаимодействий, которое связывается в рассказах с телесными ощущениями и сексуальным удовлетворением.

Эротическое удовольствие (отделяемое в рассказах от сексуального) как смыслообразующий компонент возникает при описании пред-сексуальных отношений или как сопутствующее им, такое удовольствие описывается как "возбуждение", "желание", "сексуальные, эротические ощущения".

Другой тип удовольствия, который противопоставляется сексуальному, называется многими информантками "моральным" - это удовольствие, описываемое с использованием внетелесных категорий, возникает от факта сексуальных отношений, от чувств, эмоций, общения.

Рассмотрим, как связана репрезентация гендерной идентичности, характеризующей вышеперечисленные сценарии.

(1-2) Отсутствие и обретение удовольствия: "женщина-мать" и "влюбленная женщина" как объекты сексуального действия. Пронатальный и романтический сценарии.
Причина тотального отсутствия удовольствия связывается с

культурно-историческим контекстом, "репрессировавшим сексуальность", воспитанием, где наиболее значимым агентом является родительская семья, хранящая молчание по поводу секса, но одновременно "молчащая особым образом", в результате чего формируется взгляд на секс как на запретную, недостойную, постыдную сферу человеческого существования. "Неправильное воспитание", как его интерпретируют информантки, заключалось а) в запретах: б) в отсутствии знаний. Культурно исторический контекст включает и такие структурные условия, как условия интимности (в первую очередь жилищные) и безопасности (контрацепции).
Вторая причина отсутствия удовольствия заключается в поведении партнера. Если партнер незаинтересован и неграмотен (а именно таковым он предстает в пронатальном сценарии), то качество сексуальной жизни оценивается как неудовлетворительное. Ответственность возлагается на партнера, в идеал-типическом случае пронатального сценария (секс как средство репродукции) репрезентируется традиционная гендерная идентичность - объектное позиционирование женщины относительно партнера(ов) и сексуальных отношений. Женщины описывают себя как пассивных, не владеющих сексуальной техникой, не обладающих знаниями, не способных к вербализации. Секс не соединяется с телом, которое служит исключительно репродуктивному процессу. Женщина воспринимает себя как жертву условий и незаинтересованности партнера, поддерживая традиционный стереотип, который приводит к дискомфорту.
Конгруэтной данной идентичности являются те мужские истории, в которых проблема женского удовольствия вообще не озвучивается, либо озвучивается как "ничего особенного, все это было деревенским образом" (64 года). Мужская идентичность - это идентичность "мужчины-желающего", в рассказах которых речь идет о сексуальном (половом) влечении и "традиционном сексе" в семейной жизни.

Картина меняется, если история становится историей чувств (романтический сценарий) (2 сценарий). В индивидуальном опыте телесное удовольствие оценивается как незначимое по сравнению с интенсивными эмоциями.

Когда тема рассказа смещается с категорий секса к категориям любви и общения, позиция женщины изменяется - она описывает себя как активно действующего субъекта: она "влюбляется", "любит", "ревнует", "каждый свой роман переживает как сильное чувство" (46 лет), однако в сексуальных взаимодействиях она продолжает позиционировать себя в качестве объекта. Идентификация "влюбленной женщины" не изменяет позиции. Любовь как категория позволяет увязать в когерентное целое идентичность: пассивная позиция в сексуальных взаимодействиях становится "естественной" стороной эмоциональной активности.

При встрече с опытным и заинтересованным партнером - он становится учителем, обучает, снимает комплексы, меняет отношение к телу, таким образом обеспечивает женщину "эзотерическим знанием" и средствами сексуальной идентификации. Встреча с опытным партнером воспринимается как "счастливая случайность", дающая единственную возможность женщине обучиться, понять свое тело и получить телесное удовольствие.

"Раскрепощение сексуальности" в таких условиях возможно как научение партнером. В ином случае - когда не произошло встречи с опытным и заинтересованным партнером - сексуальность для женщины отрывается от телесности, а референции к сексуальному удовольствию - недостижимой ценности - приводят к негативной (пере)оценке собственного опыта. Однако интерпретация сексуальных отношений через призму любви позволяет избежать негативной оценки опыта и переоценки собственной (пассивной) позиции.

Конгуэнтными мужскими идентичностями являются "влюбленные мужчины", которые в ряде случаев могут позиционировать себя как зависимых от возлюбленных в области эмоций, однако в области сексуального они остаются "мужчинами желающими", которые описывают секс через категории любви и сексуального влечения. "Мужчина-учитель" заботится об удовольствии женщины: "я в первую очередь думаю об удовлетворении женщины, мне всегда хотелось доставить удовольствие женщине" (41 год)

(3) Моральное удовольствие и имитация удовлетворения: "сексуально востребованная женщина". Достижительный сценарий.
Сексуальное взаимодействие для женщины может быть связано с удовольствием, которое находится за пределами телесности и романтических чувств. Это удовольствие "морального" характера, оно возникает от факта сексуальных отношений: "я получаю очень часто какое-то моральное удовлетворение от полового акта" (48 лет).

Гендерная идентичность, эксплицитно связываемая женщинами с моральным удовольствием, означает "сексуальную востребованность". "Моральное" удовольствие порождено тем, чтобы нравиться, привлекать внимание, вызывать сексуальное желание. В описании партнера акцент ставится не столько на его компетентность и ответственность, сколько на наличие и проявление сексуального желания с его стороны. Секс "поднимает мою ценность, личностную ценность", брак означал "мое признание, что вот я так нужна, важна" (34 года).

Женская идентичность увязывается в единое целое при помощи внешнего сексуального "взгляда" - когда она оценена как сексуально привлекательная. Такую женственность исследователь гендерных отношений и маскулинности Р.Коннелл называет "подчеркнутой" (emphasized), она "исполняется" для мужчин и одновременно "господствует" над другими видами женственности (гомосексуальными, асексуальными, проститутками, сумасшедшими и пр.). (Connell, 1987:183-188).

Одновременно женщина, по отношению к которой испытывают желание, должна достигнуть удовольствия автоматическим образом, без обсуждения, обучения и/или специальных усилий. Поэтому ей приходится применять специальные стратегии для вписывания себя в дискурс "нормальности". Такой стратегий является имитация удовлетворения, которая описывается как обычная широко распространенная практика: "я привыкла это имитировать" (27 лет). От признания себя неполноценной ("лет до 28 я думала, что я совершенно ненормальный человек, поскольку с партнером (оргазм) у меня плохо получается", 39лет) совершается переход к репрезентации себя как полноценной в глазах Значимого другого (я "активно разыгрывала все, что было необходимо", 40 лет). Быть компетентной женщиной - означает быть востребованной, выглядеть компетентной - означает скрывать отсутствие удовлетворения. Референция к сексуальному удовольствию как к ценности, которая должна присутствовать в отношениях, приводит к встраиванию в индивидуальный опыт имитации телесного удовольствия. Сравним данную ситуацию со следующим высказыванием: "Женщины притворяются, что переживают оргазм, даже во время оргазма. В рамках исторического понимания женщин как неспособных к оргазму, Ницше утверждает, что притворство является единственным сексуальным удовольствием женщинам" (Г.Спивак, цит. по: Лауретис 2000: 369). Имитация может интерпретироваться как удовольствие.

Телесное удовольствие вводится в женский сценарий "нелегитимным" способом: оно достигается во взаимодействии с собственным телом, путем мастурбации либо при помощи профессионалов (обращение к экспертам упоминается в четырех биографиях среднего поколения). Собственное тело "производит" нелегитимное удовольствие, оно почти всегда сопряжено с описанием стыда и вины: "онанизм - это позорно… получается, что не могу найти мужчину" (19 лет).

Причина невозможности достигнуть телесного удовольствия во взаимодействиях связывается с индивидуальными особенностями: "Я все-таки очень зажатый человек" (40 лет). Поэтому во взаимодействии удовольствие не переходит на телесный уровень: заинтересованности партнера недостаточно для его достижения, поскольку оргазм - это "функция" собственного тела, а не сексуального взаимодействия. Итак, появляется третья причина (первые две - структурные условия, поведение партнера при пассивном позиционировании женщиной себя в сексуальных отношениях, т.е. гендерная идентичность) - это телесная идентичность, самоощущение собственного тела, как не способного к удовольствию во взаимодействии.

Сексуальность воспринимается женщиной как индивидуальное телесное качество, которое не проявляется во взаимодействии.

Базовая гендерная идентичность женщины основывается на потребности быть объектом мужского желания (так или иначе фиксируемом во всех историях), которое (как и собственное отсутствующее желание) наделяются онтологическим статусом и воспринимается как "естественные".В антропологическом исследовании обмена женщинами Г.Рубин пишет: "с точки зрения системы нужна такая женская сексуальность, которая бы отвечала на желания других, а не такая, которая бы активно желала и искала ответа" (Рубин 2000: 111).

Именно об этом рассказывают те истории, в которых сексуальность не служит репродуктивному процессу, не является основной любви и телесных удовольствий. В них "женщина сексуальная" - объект гетеросексуального желания,Гомосексуальная идентичность является специальным предметом анализа. В корпусе данных текстов одна гомосексуальная биография и несколько гомосексуальных эпизодов, однако, показывают, что базовые компоненты идентичности могут быть сохранены и при изменении "ориентации".
"востребованность" составляет ядро идентичности, с которым связано "моральное" удовольствие. В данном случае гендерная идентичность женщины задана ее эксплицитным объектным позиционированием (восприятием себя как объекта сексуального желания и действия).

Конгруэнтыми мужскими историями являются те, в которых мужчины полагают, что их партнерши всегда получают удовольствие в сексуальных отношениях. Все происходит "чисто естественным путем". Идентичность мужчины - это "желающий мужчина", для которого секс служит источником самоутверждения. В двух случаях мужчины информанты говорит о стратегии имитации женщиной оргазма, причем такая стратегия вызывает осуждение. "Притворство это их вторая натура" (53 года), "со стороны женщины бывает лживое поведение: они подыгрывают, утверждают, что им все хорошо" (60 лет).

(4)Секс как телесное удовольствие: "желающая" женщина как субъект действия (гедонистический сценарий).
Данные биографии выстраиваются как история преодоления "не-воспитания" и "незнания" в ходе взаимодействия с партнерами. Такие истории - это истории обретения опыта и знаний, обучения, в ходе которых происходит переоценка собственной сексуальности, преодолевается чувство вины и стыда, вследствие чего сексуальность становится освобожденной и "естественной" и воспринимается как собственное индивидуальное качество (телесная идентичность)

Гендерная идентичность переопределяется - женщина наделяет себя качествами сексуальной компетентности и ответственности. Однако переопределить объектную позицию не удается полностью. Женщины, репрезентирующие себя как сексуально компетентных, желающих получения телесного удовольствия, оказывается зависимыми от действий и качеств мужчин, от их интерпретации секса и сексуального взаимодействия.

Если женщина осуществляет выбор, принимает на себя ответственность за поддержание отношений и вербальную коммуникацию, позиционирует себя как "учителя", то следствием реализации этих намерений, подрывающих онтологический статус сексуальности, может стать разрушение коммуникации. Позиция учителя делает женщину уязвимой, ее активность воспринимается как нарушение правил игры, как подрыв мужской компетенции.Автономная женская сексуальность становится опасной для обоих партнеров, коммуникация может быть нарушена, если партнеры не выполняют ожидаемые друг от друга действия, если женщина не занимает пассивную позицию. Сексуальные компетентность и ответственность женщины приходят в противоречие с ожиданиями исполнения пассивной роли. И в таком случае для женщины становится проблематичным выполнение требований либерального дискурса, ей - реципиенту в сексуальных отношениях - достаточно сложно увязывать в когерентное целое компетентность, ответственность, с одной стороны, и пассивность во взаимодействии, с другой.

Иными словами, когда преодолены структурные причины неудовлетворительности сексуальных отношений, когда телесная идентичность связана с получением удовольствия во взаимодействии, гендерная идентичность претерпевает изменения, базовым препятствием становится неразделенность партнерами субъективации женщины.

"Раскрепощенная" женская сексуальность оказывается неустойчивой, ибо действия женщины-субъекта и ее желания не имеют достаточного морального подкрепления. При тяготении либерального дискурса к натурализации пола (т.е. восприятии его как "естественного", "природного") позиция женщины - равного партнера или учителя воспринимается как нарушение естественного порядка общественного устройства. Либеральный дискурс оказывается оторванным от базовой гендерной идентичности, его "гендерная нейтральность" имплицитно предполагает мужскую сексуальность и обращение к субъекту мужского рода. Таким образом оказывается неустойчивой новая ценность сексуальности, которая озвучивается либеральным дискурсом (а также либерально-ориентированным социологическим исследовательским дизайном). Автономная сексуальность остается не легитимной для женщины, вместе с тем дискурс раскрепощения требует от нее получение удовольствия (которое может быть замещается имитацией).

В мужских интервью женщина не категоризируется как субъект сексуального действия, обладающего автономной сексуальностью, исключение составляет только случаи упоминания в молодости встреч с "опытными женщинами".

Итак, женщине не удается занять субъектную позицию в интерпретации собственных практик сексуальности ни в одном из дискурсов без ущерба для гендерной идентичности. В мужских рассказах мужчины занимают либо позицию индифферентности к женской сексуальности, либо позицию заинтересованности. И в том, и в другом случае мужчина определяет себя как субъект, а женщина категоризируется как объект. Еще одним исключением - т.е. позиционированием себя в качестве объекта - являются биографии "слабых мужчин", в частности пример слепнущего пожилого мужчины, которому жена отказывает в "ласке". Мужчина, который идентифицирует себя как пассивного, также наносит ущерб своей гендерной идентичности (Бараулина 1997). Однако существуют и альтернативы.

(5) Сексуальное взаимодействие как "партнерство": рефлексивность и/или свобода? Идентичность "женщины-подруги" (коммуникативный сценарий).
Если сексуальная жизнь описывается женщиной в рамках "эксклюзивных" отношений, через категории общения, где секс является продолжением личной коммуникации, то в рассказе появляется новый "субъект", обозначаемый категорией "мы". "Мы", пара, партнеры связаны интимностью, коммуникацией, обретением совместного социального и сексуального опыта. Сексуальный опыт может накапливаться (нерефлексивным) "естественным" образом (у старшего и среднего поколения), а может быть предметом рефлексии партнеров (пары) по поводу сексуальных взаимодействий.

Телесное удовольствие становится стадией развития отношений, оно возникает в процессе реципрокной интимной коммуникации. Удовольствие достигается в партнерских сексуальных отношениях: оно зависит от способности к взаимодействию, качества данного взаимодействия, обоюдного понимания и учета потребностей друг друга. Взаимный (партнерский) опыт включает понимание тела и развитие его способностей. Женская идентичность выходит за пределы пассивного позиционирования, преодоление которого происходит не за счет индивидуальной активности, а за счет помещения себя в качестве активного субъекта в категорию "мы", за счет вписывания сексуального взаимодействия в личностные взаимоотношения .

Сексуальная социализация младшей возрастной группы приходится на период либерализации, когда появляются возможности для усвоения "теоретического (до- и внеопытного) знания". Агенты сексуального взаимодействия становятся рефлексирующими субъектами, и через рефлексию обретают свою сексуальную идентичность.

Сексуальное партнерство в старших группах сопротивляется рефлексивности (о поколенческих особенностях вербализации сексуального см. также Герасимова 1997) и возникает ностальгия по свободе сексуального поведения, связанной с ее запретностью, т.е. отсутствием публичных дискурсов.

В постсоветской действительности снятие всевозможных барьеров может интерпретироваться как "снижение эмоциональной наполненности опыта, его интенсивности и напряженности" (Ионин 2000: 339-340). Утраченная запретная сексуальность советского времени репрезентируется как свободная и особо привлекательная. Сопротивление публичному дискурсу о сексуальности становится опытом тех женщин, кто был "особо посвященным" в советский период и оценивает свою сексуальную жизнь как связанную с удовольствием, включающим интимную коммуникацию в категорию "мы". В период "запретов" и "умолчаний" свободный секс означал приобщение к сфере тайного, запретного, неозвученного, - к сфере свободы. Сексуальное удовольствие и интимная коммуникация были редким свойством, ограниченным и потому особо ценным "ресурсом". Поскольку "запретная" сфера сексуального не принуждала женщину к обязательности исполнения себя как человека сексуального, женская идентичность формировалась в отношениях, не интерпретируемых в терминах "сексуальности".Фактор "запретности" повышает эротизм и в том случае, когда "запрет" наложен на конкретные отношения: "А вот эти редкие очень как бы сексуальные связи с ним, они были настолько сильные … из-за запретности этих отношений" (22 года).

Партнерство, как рефлексивное, так и не рефлексивное, особым образом влияет на женскую идентичность - в первом случае связывая ее с взаимодействием в паре (с категорией "мы"), а во втором - с преодолением запретного ("мы" в этом случае часто противопоставляется "они" - т.е. советскому официозу). И в первом, и во втором случае собственное поведение оценивается как свободное. Сексуальная свобода, таким образом, получает различные интерпретации на уровне индивидуального опыта в зависимости от исторического контекста.

В ситуации сексуального партнерства гендерная идентичность женщины становится менее отчетливой. Рефлексивное партнерство распространяется на обоих партнеров, запретная сексуальность также не дифференцирует людей на полярные категории по признаку пола.

Конгруэнтным мужскими идентичностями являются идентичности, определяемые через категорию "мы", и которые представлены в данном массиве только эпизодически.

Заключение. Либерализация сексуальности и женская идентичность
Современные дискурсы о сексуальности акцентировали место удовольствия и открыли пространство для его вербализации в публичной сфере и во взаимодействиях. Удовольствие стало ожидаемым, желаемым и принудительным, оно выступает в качестве той референции, относительно которой на уровне индивидуального опыта определяется удачность/неудачность сексуальной жизни.
На уровне повседневности публичные дискурсы о сексуальности, возможности образования и рефлексивной коммуникации в одних случаях воспринимаются как способы преодоления репрессированной в советское время сексуальности, в других - как принуждение, обесценивающее личный уникальный опыт. Одновременно формируются средства новых репрезентаций и интерпретаций женского сексуального опыта..

Интерпретация сексуальности и удовольствий, получаемых женщиной в сексуальной жизни, зависит от способа репрезентации гендерной идентичности. Идентичности "асексуальной матери" и "влюбленной женщины" строятся в сексуальной сфере через объектную позицию, в которой удовольствие либо отсутствует, либо связывается с действиями мужчины (партнера).

При идентификации женщины как "сексуально востребованной" категория "(морального) удовлетворения" непосредственно связывается с категорией "мужского желания". Изменения сексуальности в направлении либерализации в таких случаях остаются либо неосуществимыми, либо зависимыми от мужского "взгляда" и действия. Женщина, которая оценивает свою сексуальность как репрессированную, может следовать рекомендациям дискурса либерализации (образования, воспитания, раскрепощения) только при наличии "посредника" (мужчины).

Идентичность "желающей женщины" строится, балансируя между объектной и субъектной позицией. Это позволяет сексуальности "раскрепощаться", однако идентичность теряет устойчивость. В позиции объекта женщина не может проявлять активность и репрезентировать автономную сексуальность, в позиции субъекта для нее возникает угроза коммуникации и целостности гендерной идентичности.

Идентичность "женщины-подруги" в сексуальной сфере также может включать раскрепощение сексуальности на уровне индивидуального опыта, однако это происходит не в репрезентации собственной сексуальности, а посредством установления связи между категорией "удовольствия" и контекстом, в котором определяется положение "пары" (категории "мы").

Итак, либерализация сексуальности на уровне индивидуального опыта, так же как и в теоретических дискурсах, воспринимается, с одной стороны, как необходимая для раскрепощения депривированной женской сексуальности. С другой - "принудительность" раскрепощения для женщины - иная, по сравнению с мужской, т.к. она либо связывается с действием и желанием посредника, либо несет в себе потенциальную угрозу для женской идентичности.

Либеральный дискурс заявляет о себе как гендерно-нейтральный, разрешая женщине раскрепощать сексуальность и, говоря словами Фуко, принуждая их к этому. Однако в таком случае дискурс обращается к абстрактной женщине, поскольку ни одна из реконструированных гендерных идентичностей не является его прямым адресатом.

Анализ сексуальности на уровне индивидуального опыта показывает, что женская идентичность остается когерентной только при наличии в ней качеств объектности - описываемых в терминах пассивности, зависимости, безответственности, некомпетентности и пр. Средства сексуальной идентификации женщины формируются в зависимости от "взгляда" и оценки значимого Другого (мужчины). Таким образом, возникает конгруэнтность либерального дискурса, по существу, обращающегося к мужчине как к субъекту желания, а к женщине - как объекту, и интерпретации базовой идентичности "сексуально востребованной (желаемой) женщины" на уровне индивидуального опыта.

Гендерная нейтральность оборачивается вполне традиционной интерпретацией женской идентичности, что одновременно, по мнению некоторых феминистских исследователей, позволяет женщине "ускользать" от тотального дискурсивного контроля над сексуальностью.

Литература
Баллаева Е (1998) Гендерная экспертиза законодательства РФ: репродуктивные права женщин в России. М.: МЦГИ.
Бараулина Т, Ханжин А. (1997) Конструирование мужской сексуальности через презентацию биографического опыта в интервью // Биографический метод в изучении постсоциалистических обществ. Под ред. Воронкова В. и Здравомысловой Е. СПб: ЦНСИ. СС.99-104.
Бежен А (1997) Рационализация и демократизация сексуальности // Социология сексуальности (Антология). Науч. ред. Голод С. СПб ФИС РАН.
Зеликова Ю. (2000) "Женское тело: отчуждение и запрет на удовольствие" // Исследования сексуальности в современной России. Рукопись подготовлена к печати.
Ионин Л. (2000) Социология культуры: путь в новое тысячелетие. М.Логос.
Кон И. (1997) Сексуальная культура в России: клубничка на березке - М.: ОГИ.
Лауретис Т. (2000) Риторика насилия. Рассмотрение репрезентации и гендера. // Антология гендерных исследования. Сост. Гапова Е. и Усманова А. Мн: Пропилеи. СС. 347-372
Рубин Г. (1999) Размышляя о поле: заметки о радикальной теории сексуальных политик // Гендерные исследования. № 3. СС.5-63
Рубин Г. (2000) Обмен женщинами. Заметки о "политической экономии" пола // Хрестоматия феминистских текстов. Переводы. Под ред. Здравомысловой Е. и Темкиной А. СПб: Д.Буланин. СС. 89-139.
Темкина А. (1999) Динамика сценариев сексуальности в автобиографиях современных российских женщин: опыт конструктивистского исследования сексуального удовольствия // Гендерные тетради. Под ред. Клецина А. Вып. 2. CC.20-54
Яргомская Н. (2000) Сценарии сексуального дебюта женщин // Исследования сексуальности в современной России. Рукопись подготовлена к печати.
Connell R. (1987) Gender and Power. Polity Press
Gronow J, Haavio-Mannila E, Kivinen M, Lonkila M, Rotkirch A. (1997). Cultural Inertia and Social Change in Russia. Distributiona by Gender and Age Group. Univ. of Helsinki. Manuscript