Вкус запретного плода.

И.С.Кон

Врождённое и воспитанное

URL

-- Папа, как узнают, кто родился -- мальчик или девочка?
Ведь на них нет ни штанишек, ни юбочек?


Как же формируется гендерная идентичность, то есть сознание своей принадлежности к мужскому или женскому полу у конкретного индивида? В зависимости от того, будем ли мы акцентировать внимание преимущественно на внутренних процессах развития и половой дифференцировки или же на том, как общество воспитывает, обучает ребенка, помогая ему усвоить определенную систему половых ролей, этот процесс называется психосексуальным развитием или гендерной социализацией.

Общая схема, карта психосексуального развития человека, предложенная выдающимся американским сексологом Джоном Мани, выглядит так.

Первоначальное звено этого длинного процесса -- хромосомный, или генетический пол (XX -- самка, XY -- самец) создается уже в момент оплодотворения и определяет будущую генетическую программу дифференцировки организма по мужскому или по женскому пути. На втором и третьем месяце беременности, дифференцируются половые железы, гонады зародыша (гонадный пол). Первоначальные зародышевые гонады еще не дифференцированы по полу, но затем особый H-Y антиген, характерный только для мужских клеток и делающий их гистологически несовместимыми с иммунной системой женского организма, программирует превращение зачаточных гонад мужского плода в семенники, тогда как у женщин гонады автоматически развиваются в яичники. После этого, начиная с третьего месяца беременности, особые клетки мужской гонады (клетки Лейдига) начинают продуцировать мужские половые гормоны, андрогены. Зародыш обретает определенный гормональный пол.

Под влиянием половых гормонов уже на втором и третьем месяцах беременности начинается формирование внутренних и внешних половых органов, сексуальной анатомии. А с четвертого месяца беременности, начинается чрезвычайно сложный и важный процесс половой дифференцировки нервных путей, определенных отделов головного мозга, управляющих различиями в поведении и эмоциональных реакциях мужчин и женщин.

При рождении ребенка, на основании строения его наружных половых органов, уполномоченные на это взрослые определяют гражданский (паспортный, акушерский, или аскриптивный, т. е. приписанный) пол (гендер) новорожденного, после чего ребенка начинают целенаправленно воспитывать так, чтобы он соответствовал принятым в данном обществе представлениям о том, как должны поступать мужчины и женщины. На основе этих внушенных ему правил и того, как был биологически запрограммирован его мозг, ребенок формирует представления о своей гендерной роли/идентичности и соответствующим образом ведет и оценивает себя.

Все эти процессы усложняются в пред под ростковом и подростковом возрасте, в связи с половым созреванием. Нерефлексированные детские представления о своей половой принадлежности превращаются в подростковую гендерную идентичность, которая становится одним из центральных элементов самосознания. Резко увеличивающаяся секреция половых гормонов (пубертатные гормоны) оказывает огромное влияние на все стороны жизни. Вторичные половые признаки изменяют телесный облик подростка и делают проблематичным его образ Я. То и другое дает мощный толчок подростковому эротизму и романтическим переживаниям. У подростка формируются или проявляются определенные сексуальные ориентации, эротическое влечение к лицам противоположного или собственного пола, а также собственные индивидуальные "любовные карты", сексуальные сценарии. В конечном итоге, все это, вместе взятое, интегрируется во взрослой гендерной идентичности и статусе.

Очевидно, что психосексуальное развитие -- сложный биосоциальный процесс, в котором "природные" и "социальные" факторы переплетаются, их нельзя понять друг без друга. Любое нарушение последовательности или сроков критических периодов половой дифференцировки может роковым образом отразиться на будущем сексуальном поведении и самосознании человека. При этом особенно ранимым, потенциально слабым партнером является не женщина, а мужчина.

Согласно сформулированному Джоном Мани "принципу Адама" или "мужской дополнительности", поскольку природа заботится прежде всего о создании самки, половая дифференцировки организма первоначально автоматически идет по женскому типу. для создания самца всегда нужно что-то "добавить". На одной стадии развития это андрогены, под влиянием которых начинается половая дифференцировка мозга зародыша, на другом -- давление сверстников, побуждающее мальчиков "дефеминизироваться", освобождаться от первоначального материнского влияния и женственных черт характера. Поскольку эти дополнительные усилия нередко запаздывают или оказываются недостаточными, в развитии мужского начала, включая и сексуальность, чаще происходят какие-то нарушения, сбои.

Не менее сложен процесс гендерной социализации.

В любом человеческом обществе мальчики и девочки ведут себя по-разному, и в любом человеческом обществе от разнополых детей ожидают разного поведения и по-разному обращаются с ними. Но насколько велики и универсальны указанные различия и каково соотношение законов половой дифференциации (половых особенностей) и характерного для данной культуры или для человечества в целом стиля гендерной социализации? Стоит задуматься об этом, как возникают новые вопросы. Чем отличается социализация мальчиков и девочек содержательно, по своим задачам? Это должно зависеть, с одной стороны, от полоролевой дифференциации, от того, к какой деятельности готовят детей, а с другой -- от тендерного символизма,-- какие морально-психологические качества стараются им привить. Кто является главным агентом гендерной социализации -- родители или другие дети, лица своего или противоположного пола? Как осуществляется гендерная социализация, каковы методы обучения ребенка половой/гендерной роли и психологические механизмы ее усвоения ребенком на разных стадиях индивидуального развития? Наконец, каковы возрастные границы и стадии этого процесса?

Современная психология не имеет единой теории гендерной социализации. Теория идентификации, восходящая к взглядам Фрейда, полагает, что ребенок бессознательно идентифицируется с образом взрослого человека своего пола, чаще всего отца или матери, и затем копирует его поведение. Теория половой/ гендерной типизации Уолтера Мишела придает решающее значение процессам обучения и положительного и отрицательного подкрепления: поскольку взрослые поощряют мальчиков за маскулинное и осуждают за фемининное поведение, а с девочками поступают наоборот, ребенок сначала учится различать полодиорфические образцы поведения, затем -- выполнять соответствующие правила и, наконец, интегрирует этот опыт в своем образе Я. Когнитивно-генетическая теория Лоуренса Колберга подчеркивает познавательную сторону этого процесса и особенно роль самосознания: ребенок сначала усваивает представление о том, что значит быть мужчиной или женщиной, затем категоризует себя в качестве мальчика или девочки, после чего старается сообразовать свое поведение со своими представлениями о своей половой роли. Эти теории в известном смысле взаимодополнительны.

Первичная гендерная социализация ребенка начинается буквально с момента рождения, когда, определив анатомический пол младенца, родители и другие взрослые начинают обучать его тому, что значит быть мальчиком или девочкой.

Первичное сознание своей половой принадлежности формируется у ребенка уже к полутора годам, составляя наиболее устойчивый, стержневой элемент его самосознания. С возрастом объем и содержание гендерной идентичности меняются, включая широкий набор маскулинных и фемининных черт.

Двухлетний ребенок знает свой пол, но еще не умеет обосновать эту атрибуцию. В три-четыре года он уже осознанно различает пол окружающих людей (интуитивно это делается гораздо раньше), но часто ассоциирует его со случайными внешними признаками, например с одеждой, и допускает принципиальную обратимость, возможность изменения пола. Четырехлетний москвич Вася спрашивает: "Мама, когда ты была маленькой, ты кто была, мальчик или девочка?", и еще: "Вот когда я вырасту большой, я стану папой. Понятно. Ну а когда же я буду женщиной?" В шесть-семь лет ребенок окончательно осознает необратимость гендерной принадлежности, причем это совпадает с резким усилением половой дифференциации поведения и установок; мальчики и девочки по собственной инициативе выбирают разные игры и партнеров в них, проявляют разные интересы.

По каким признакам дети определяют свою и чужую половую принадлежность -- до конца неясно. Уже в три-четыре года половая принадлежность ассоциируется с определенными соматическими (образ тела, включая гениталии) и поведенческими свойствами, но приписываемая им значимость и соотношение таких признаков могут быть различными. Осознание ребенком своей гендерной роли/идентичности включает в себя, с одной стороны, полоролевую ориентацию, представление ребенка о том, насколько его качества соответствуют ожиданиям и требованиям мужской или женской роли, а с другой -- гендерные предпочтения, какую роль/идентичность ребенок предпочитает. Это выясняется вопросом типа: "Кем бы ты предпочел быть -- мальчиком или девочкой?" -- и экспериментами, в которых ребенок вынужден выбирать между мужскими и женскими образцами. Особенно остро стоит эта проблема у детей с нарушениями в каких-то звеньях биологического пола, например с эндокринной патологией. Несовпадение гендерных предпочтений и идентичности так или иначе проявляется в поведении ребенка и становится предметом обсуждения и оценки со стороны взрослых и сверстников.

Как осуществляется гендерная социализация? Американские психологи Элинор Маккоби и Кэрол Джеклин перечисляют несколько возможных вариантов ее объяснения.

Родители обращаются с разнополыми детьми так, чтобы приспособить их поведение к принятым в обществе нормативным ожиданиям. Мальчиков поощряют за энергию и соревновательность, а девочек -- за послушание и заботливость, поведение же, не соответствующее полоролевым ожиданиям, в обоих случаях влечет отрицательные санкции.
Вследствие врожденных половых различий, проявляющихся уже в раннем детстве, мальчики и девочки по-разному "стимулируют" своих родителей и тем самым добиваются разного к себе отношения. Кроме того, в результате тех же врожденных различий одно и то же родительское поведение может вызвать у мальчиков и девочек разную реакцию. Иначе говоря, ребенок "формирует" родителей еще больше, чем они воспитывают его, а реальный стиль воспитания складывается в ходе их конкрет ного взаимодействия, причем и требования ребенка, и эффекивность родительского воздействия изначально неодинаково для обоих полов.
Родители обращаются с ребенком, исходя из своих представлений о том, каким должен быть ребенок данного поле. Адаптация ребенка к нормативным представлениям родителей может происходить по-разному.
Родители стремятся научить детей преодолевать то, что они родители, считают его естественными слабостями. Например если родители считают, что мальчики по природе агрессивнее девочек, они могут тратить больше усилий на то, чтобы контролировать или противодействовать агрессивному поведению сыновей, а дочерям, наоборот, помогают преодолевать предполагаемую естественную робость.
Родители считают поведение, "естественное" для данного пола, неизбежным и не пытаются изменить его; поэтому мальчикам сходят с рук шалости, за которые девочек наказывают.
Родители по-разному воспринимают поведение мальчике: и девочек, замечая и реагируя преимущественно на такие по ступки ребенка, которые кажутся им необычными для его пола (например, если мальчик робок, а девочка агрессивна).
Родительское отношение к ребенку в известной степени за висит от того, совпадает ли пол ребенка с полом родителя. Здесь возможны три варианта.
Каждый родитель хочет быть образцом для ребенка своего пола. Он особенно заинтересован в том, чтобы обучить ребенок; секретам и "магии" собственного пола. Поэтому отцы уделяю больше внимания сыновьям, а матери -- дочерям.
Каждый родитель проявляет в общении с ребенком некоторые черты, которые он привык проявлять по отношению к взрослым того же пола, что и ребенок. Например, отношения с ребенком противоположного пола могут содержать элемент кокетства и флирта, а с ребенком собственного пола -- элементы соперничества. Привычные стереотипы господства-подчинения также нередко переносятся на детей. Женщина, привыкшая чувствовать себя зависимой от мужа и вообще от взрослых муж чин, проявит такую установку скорее к сыну, чем к дочери. Особенно сказывается это в отношениях со старшими детьми.
Родители сильнее идентифицируются с детьми своего, нежели противоположного пола. В этом случае родитель замечает больше сходства между собой и ребенком и более чувствителен к его эмоциональным состояниям. Это во многом зависит от самосознания родителя.
Но ребенок -- не пассивный объект гендерной социализации. Опираясь на рассогласованность действий своих воспитателей, взрослых и сверстников, и собственный жизненный опыт, он выбирает из предлагаемых ему образцов что-то свое.

Культурные стереотипы маскулинности и фемининности различаются не только по степени, но и по характеру фиксируемых свойств: мужчины чаще описываются в терминах трудовой и общественной деятельности, а женщины -- в семейно-родственных и сексуальных терминах.

Такая избирательность присутствует и в индивидуальном сознании, предопределяет направленность нашего внимания. Дело не столько в том, что мальчик должен быть сильнее девочки (это бывает далеко не всегда), сколько в том, что параметр "сила -- слабость", занимающий центральное место в образах маскулинности (мальчиков постоянно оценивают по данному параметру), может быть менее существенным в системе фемининных представлений (девочек чаще оценивают по их привлекательности или заботливости).

Впрочем, оставим специальные вопросы ученым. Главное, что нужно усвоить,-- то, что психологические различия между полами не следует абсолютизировать и выводить из какой-то всеобщей "эволюционной магистрали". Половой диморфизм допускает и даже предполагает великое множество социально-исторических, культурных и индивидуально-психологических вариантов и вариаций мужского и женского характера и стиля жизни. Разговоры об "истинной мужественности" и "вечной женственности" только запутывают вопрос, навязывая людям единообразие, которого их история никогда не знала.

Слишком жесткие полоролевые стереотипы часто оказывают людям плохую услугу. Да, конечно, мужчины -- сильный пол. Но большая мускульная сила, энергетический потенциал и способность при желании хорошо выполнять любую работу (этнографические данные показывают, что несмотря на всеобщность какого-то гендерного разделения труда, нет ни одной деятельности, кроме рождения и выкармливания детей, которой бы где-то не занимались мужчины) компенсируются столь же очевидными слабостями, прежде всего -- меньшей, чем у женщин, продолжительностью жизни. И дело тут не в одной биологии, а и в однобоком понимании маскулинности, на которое ориентируется наше воспитание и самовоспитание.

Проанализировав важнейшие причины смертности, по которым мужчины неблагоприятно отличаются от женщин (злокачественные опухоли дыхательных путей, другие легочные заболевания, транспортные происшествия, самоубийства, другие несчастные случаи, цирроз печени, артериосклероз), ученые нашли, что все они связаны с некоторыми особенностями поведения, которые в мужской среде считаются нормальными и даже положительными: курением, пьянством, склонностью к риску и насилию.

Американский психолог Роберт Брэннон выделил в стереотипном образе "настоящего мужчины" 4 главных элемента:

"Без бабства" (ничего женственного),
"Пионер -- всем пример" (быть выше всех),
"Пошли вы на ..." (рассчитывать только на себя),
"Крутой мужик" (решительность, сила, а если надо -- и насилие).
Завидный образ, не правда ли? Так хорошо быть сильным, властным, независимым, тем более, что советская власть именно этого нам никогда не позволяла. Но истребление мальчишескими компаниями "нежностей телячьих" делает мужчину бесчувственным, подрывает его способность быть внимательным мужем и отцом. Поскольку быть всюду первым невозможно, гипертрофированная соревновательность часто оборачивается тревожностью, разрывом между уровнем притязаний и достижениями. Установка на абсолютную независимость порождает одиночество, в действительности все люди взаимозависимы. "Крутизна" не только порождает избыточные внешние конфликты и разборки, но и блокирует столь важный каждому человеку самоанализ, мужчина боится осознать собственные слабости.

Как пишет автор американского бестселлера "Парадокс мужчины" Джон Мандер Росс, главную свою борьбу мужчина ведет не вовне, а с самим собой, подавляя, с одной стороны, собственную агрессивность, а с другой -- свою потребность быть с женщинами и разделять их чувства.

Для нашей страны эти проблемы особенно актуальны. Советское общество было принципиально бесполым, классические маскулинные черты, включая соревновательность, инициативу и сексуальность, подавлялись или маскировались. Сейчас все поменялось, все хвалят инициативу, жесткость, решительность. Но дикое первоначальное накопление капитала, жизнь по закону джунглей или уголовного мира рисуют идеального мужчину в виде агрессивного самца или пахана. Между тем далеко не все, кто принимает этот образ за чистую монету, принадлежат или будут принадлежать к этой "элите". Да и у нее не все гладко. У врачей-сексологов уже появились клиенты из "новых русских". Казалось бы, какие у них могут быть проблемы? Они молоды, сильны, богаты, но постоянное напряжение и отсутствие каких бы то ни было гарантий порождает эмоциональное равнодушие, психосексуальные трудности и конфликты в семье. Эти парни -- не только что слезшие с дерева павианы, а продукт современной городской культуры. И женщины, которых они хотят любить, а не просто покупать,-- это современные женщины. Им нравятся мужские мускулы, сила, смелость и социальный успех, но они вовсе не хотят, чтобы с ними самими обращались с позиции силы.

Каждый мужчина в глубине души остается мальчиком, тоскующим по образцу настоящей мужественности, которому он пытается подражать, но который кажется ему недостижимым. Все видят себя мушкетерами или гардемаринами. Но возводить в норму мечты 15-летнего подростка наивно.

Так же разнообразны и женские типы. Наша массовая культура знает только три главных женских образа. Во-первых, это святая женщина-мать, целиком отдающая себя семье и детям. Этот образ стопроцентно положителен, но такую женщину невозможно представить в супружеской постели. Во-вторых, это сексуальная женщина-вамп, с которой хорошо трахаться, но которая не способна быть хорошей женой и матерью. В-третьих, это энергичная деловая женщина, у которой любовь и семья существуют лишь постольку поскольку.

Спору нет, все типы вполне реальны. Но они далеко не всегда четко разграничены. И главное -- женщины сами должны иметь право выбора. Женское освободительное движение -- феминизм -- имеет в России дурную репутацию, ассоциируясь с принижением семейных ценностей, мужеподобном и лесбиянством. На самом деле, если отвлечься от крайностей, феминизм просто защищает право женщины на собственный выбор.

"Феминизм,-- пишет в Санкт-Петербургском феминистском журнале "Все люди -- сестры" Ольга Липовская,-- позволяет мне, а не государству, мужу или церкви за меня решать, когда я хочу быть матерью, когда не хочу, и хочу ли вообще. Когда я сама выбираю себе, как мне выглядеть и какую одежду носить. Я хочу, чтобы женщины чувствовали себя удобно в своем теле и в своей одежде, и чтобы им не мешал навязываемый образ стандартных раздетых красавиц, публикуемых на календарях, плакатах и в порнографических журналах. Феминизм как общественное движение существует для того, чтобы в обществе главными были ценности добра, ненасилия, сотрудничества, а не то, что мы имеем сейчас: конфронтация, войны, соперничество, и неприятие других точек зрения".

Без правильного понимания природы половых/гендерных различий не может быть и правильного понимания природы сексуальности.